Было очень холодно. Сидя за рулем, я судорожно пытался укрыться одеялом, но из нижних дефлекторов неумолимо тянуло промозглой сыростью. Двигатель был мертв. В метре от машины высился проржавелый фургон, наскоро замазанный белой краской. К нему из под бампера тянулась сине-красная стропа, покрытая многочисленными узлами. Впереди, сквозь грязное покрывало ночного тумана маячил Варшавский мост.

А начиналось все совсем неплохо. Еще лет шесть назад был задуман проект. Или скорее идея – посетить берега всех океанов, что омывают родной евразийский континент. Причем в задачу входило добраться именно до открытого берега. Всякие глубокие заливы типа Финского в зачет не шли. И если общение с Ледовитым и Тихим океанами прошло без серьезных осложнений, то коварная Атлантика посадила Хрюнделя на буксир.

В качестве самой дальней точки маршрута был выбран Ля Рошель. Это совсем небольшой городок на самой западной оконечности Франции, сгрудившийся вокруг развалин старой крепости. Добираться к нему предстояло через Польшу и Германию. Въезжать в Евросоюз мы решили через любезную нашему сердцу Прибалтику, а перед посещением родины Дюма нам предстояло заглянуть в Брюссель к дальним родственникам.

Путешествие не казалось нам сколько – ни будь обременительным. Хрю уже не один раз пересекал границу, и видение большого зеленого монстра, равномерно покрытого стартовыми номерами и гербами покоренных городов, уже не заставляло полицейских и пограничников вытягивать шеи от приступов любопытства. К слову самый простой способ добыть «Шенген» это бронировать гостиницу через booking.com. Показываешь в Литовском посольстве распечатку с сайта, справку из банка, 35 евро и все – виза в кармане.

Наскоро закупив в вагончике на границе дружественной Белоруссии «Зеленую Карту» (которая, к слову действует и в Европе), мы как-то совершенно незаметно оказались у Литовских терминалов. Дороги у соседей действительно неплохие, так что запомнился только сильный ветер, порывисто дувший с бескрайних полей.

--«Товар?»

--«Ну что Вы, только личные вещи!» -- отвечали мы на досмотре, гостеприимно распахивая дверь багажника. Бросив осторожный взгляд на внушительный ком из спальников, канистр, свитеров, сапог и щеток для чистки кузова, чиновник решительно убедился, что это зеленое чудовище прекрасно внутри не менее, чем снаружи. Застигнутый врасплох этой свежей мыслью, он что-то быстро отметил в своем блокноте и нетерпеливо махнул рукой – «следующий». Благо, что за нами следовали совершенно нормальные латыши. С товаром, разумеется.

Вильнюс сонно принял нас в блаженном покоя полумрака, запущенных городских деревьев, и разбитой брусчатки. Под утро он также сонно удивился, что мы не собираемся в нем оставаться все 14 забронированных дней, и с томным вздохом отпустил восвояси.

Радостно порыкивая и позвякивая Хрю ломанулся в Польшу.

Узкие дорожки, обсаженные величественными вязами, габариты ползущей впереди фуры и одноногие радары в асфальтовом камуфляже, -- Польша была верна себе. Штурман очень надеялся на автобан в Германию, правда, обозначенный как строящийся. Но старая карта не обманула, среди завалов из тракторов, бульдозеров и монументальных катков, лишь изредка попадались проплешины зеркального полотна будущей трассы.

Вырваться из этого царства аккуратных маленьких деревушек и двух-полосных дорог удалось только на следующий день к утру.

Рейх был уютен и ветренен. Дорога сразу после постов раздалась в стороны и стала сильно напоминать Киевку, в своем лучшем, за МКАДном варианте. Разве только привычной вакханалии рекламных щитов совершенно не наблюдалось. Лента шоссе летела с эстакады на эстакаду и тягучие порывы утреннего ветра не давали насладиться разрешенными 140 км/ч.

--«И можете говорить по-русски!» - в Европе эту фразу я слышу все чаще. А в Германии нам вообще повезло – мы попали не просто на портье, знавшего язык, а в целую сеть отелей, где персонал говорил на русском. В том числе и между собой. Правда в отеле случилась небольшая неразбериха с оплатой, но это уж как водится…

Берлин уже проснулся, и ушел на работу. Улочки в ажурных тенях были пустынны и огромные фонари с тусклыми шарами на ноге, высотой с 10этажный дом задумчиво взирали на одинокие двухэтажные автобусы. В этом городе все казалось исполинским. Немаленьким фонарям вторили трехобхватные деревья с настолько гладкими стволами, что казалось, у них не было коры. Старых зданий с войны почти не осталось, и стеклянные гиганты заслоняли небо.

Вообще след, оставленный войной здесь чувствовался не менее остро, чем и в Москве. И конечно, совершенно иначе. Огромная площадь перед Рейхстагом, - старинным зданием, серо-рыжего камня с редкими деревьями, странные футуристические памятники, то в виде раскрошенных асфальтовых листов, сложенных кучей в городском фонтане, то те же пластины, но уже воткнутые торцом вверх. Лабиринт серых параллепипидов памятника Холокоста, и узкая лента брусчатки, оставшаяся от великой стены, полвека разделявшей город. Для нас Победа стала избавлением от ужасов, и памятью о героизме и павших. Здесь, война оставила след давящей тяжести скрытого безумия…

Впрочем, это никак не отменяет веселых и каких-то безмятежных толп на улицах, сумасшедших велосипедистов, снующих буквально везде, и огромного количества молодых улыбающихся лиц.

Немецкие автобаны хороши тем, что их не замечаешь. Сел, проехал по указателям, (можно не знать язык и двигаться по номерам трасс) и вот ты уже на месте.

Брюссель. Здесь нас ждали дальние родственники и приятная прогулка по старинному городу. Готика. Готика темно серая и зеленая с золотом. Готика, летящая вверх шпилями и падающая вниз тяжестью контрфорсов. Готика, переплетающаяся кружевом витражей и лоснящаяся гладкими животиками щекастых ангелочков. Уютные улочки, магазинчики с сувенирами, кафешки и бельгийские вафли с медом и карамелью, в общем, местечко, где можно гулять не один день.

Писающий мальчик оказался совсем маленьким. Он таки неплохо писает, и говорят, уже не один век. На всяческие торжества его одевают в разноцветные штанишки, и курточки. Мне гораздо больше понравилась скульптура пожилой дамы, пересчитывающей мелочь. В ней как то меньше было пафоса и больше философских мыслей о жизни.

Что самое удивительное -- этот уютный и тихий городок наполнен железом. В гораздо большей степени, чем его немецкий сосед, весь состоящий из острых пятидесяти этажных металлических углов, затянутых в полированные стекла. Нет в Брюсселе железа больше чем в Берлине. Там есть Атомиум. Это молекула такая. Но размером с приличный небоскреб. Приезжайте, посмотрите: в одной молекуле можно напихать множество интересных штук.

А мы уже во Франции. Все таки, автобан -- это хорошо.

Но не в Париже. Там где изгибается змеей и разлетается на множество ответвлений, образующих огромной многоэтажный клубок развязок. В них можно жить. Ездить так часами с уровня на уровень в тщетных поисках того заветного номера, что приведет к тихой улочке, засаженной цветущими яблонями, с уютной гостиницей.

Париж это место для бесконечных пеших прогулок. Он очень напоминает Питер, своей строгостью прочерченных улиц и официальностью главных зданий. Но несравненно богаче, больше и зеленей. Город тонет в цветущих деревьях. Столики летнего кафе на углу , за толстенной цепью, ограждающей от дороги, под розовыми цветами старого дерева, это самая привычная картина. Можно сидеть, потягивать очень вкусную арабику и разглядывать старинные деревянные ставни, ажурные фонари и витиеватую лепнину зданий вокруг.

Впрочем город очень большой. И без метро там не обойтись. Логически метрополитен Парижа очень напоминает Московский. Это не Берлин, где с одной и той же платформы поезда разлетаются во все направления. Здесь надо ходить по станциям. Линий множество, они пересекаются во всех направлениях, и часто идут параллельно на протяжении нескольких станций. На этом сходство заканчивается. Честно говоря, подземка в Европе вещь утилитарная. Там никому в голову не приходит строить под землей дворцы. Скажем так. Если коренной парижанин вдруг окажется в Москве и решит прокатиться от Менделеевской до Университета, то его хватит культурный шок. Такой что, человек вообще потеряет дар речи, и неделю не будет вылезать из Московского метро вообще. Цените. Наш метрополитен это действительно круто!

Впрочем, Париж и здесь смог удивить. Люди вокруг. Вообще по толпе на улицах можно изучать этнографию всей планеты. Ну а в метро, когда все стоят, угрюмо читая газету или спорят друг с дружкой ожесточенно размахивая руками, разглядеть можно все в подробностях. Так что, если Вас неожиданно заинтересовало, как будет выглядеть потомок американского эскимоса, эфиопского происхождения, длительное время проведший в Австралийской пустыне или, к примеру, подробности национального японского костюма в представлении шведа, увлекающегося пирсингом, то достаточно спуститься в Парижскую подземку.

А еще там поезда на резиновом ходу. Ага. На больших таких шинах, напоминающих катки, на которых частенько разъезжает дорожная техника. Нет, шуму от такой инновации не стало меньше, но теперь вместо металлического лязга и свиста, поезд издает противный писк трущейся о рельс резины.

Ну ладно. Вот мы отстояли десяток совершенно одинаковых станций, отделанных плиткой, и по слегка заплеванным переходам, покрытых все той же плиткой (промышленник, получивший заказ на белый кафель от парижской подземки, наверно либо стал мультимиллионером, либо государственным чиновником) выбрались на свежий воздух.

Нотердамм находится на остове Сите, куда ведет одноименная станция метро. И представляет собой… Костел. Надо сказать самый обычный костел с двумя квадратными башнями и огромным залом под остроконечной крышей. Но в деталях. Редко кто может похвастаться такими роскошными витражами. Знаменитая розетка действительно знаменита не просто так. От размахов и красоты действительно захватывает дух. А еще там есть колокол по имени Эммануэль, на котором хулиганил известный звонарь Квазимода. И еще семьсот ступенек, которые нужно одолеть чтобы увидеть горгулий, с тоской взирающих на город. Однако, к тому моменту как к ним доберешься, загадка неизбывной грусти в каменных глазах монстров во многом меркнет. После винтовой лестницы собора, тоже хочется забраться на карниз и с некоторой грустью посмотреть на прекрасный город, раскинувшийся внизу. Ведь покоренные на подъеме ступеньки, коварно поджидают и на обратной дороге. Станешь тут горгульей… Видимо, потому что от желающих, уподобившись каменной нежити, забраться на парапет и расправив крылья, улететь от лестницы прочь, куда глаза глядят, не было отбоя, служители затянули все переходы надежной сеткой.

Эйфелева башня, тоже хранила в своем ажурном нутре лестницу. Но французский инженер оказался куда гуманней своих предков с остова Сите, и приделал таки к своему сооружению лифт. Сама башня чем-то напоминала старинный пароход, только вознесенный в небо. Роскошный, блестящий натертой медью ламп и светом, играющем на бесконечных заклепках, каждая из которых была размером с ладонь. На самом верху башни установлен прожектор, луч которого вращается подобно титанической секундной стрелке и кабинет самого Эйфеля – мини музей восковых фигур. В общем получился у инженера такой интересный памятник самому себе. Красивый, немного загадочный, но в плане одиозности не идущий ни в какое сравнение с центром Жоржа Пампиду.

Современное искусство это такая вещь… Например, вы попили кока колы из бумажного стаканчика. Потом художественно смяли его. И подвесили на ниточке к потолку. С помощью липкой жвачки. То Вы адепт современного искусства. И не важно сделали Вы это сейчас или лет сорок назад. Все равно Ваша инсталляция будет свежо выглядеть и сейчас. Ведь подлинный шедевр бессмертен. А если шедевр помещен в инженерную коробку, все воздуховоды которой выведены наружу, то у входа можно сделать окошко кассы.

Тем более что в соседних помещениях сподвижники художественно разбросали люминесцентные лампочки, фантики от конфет или намалевали на стене СЛОВО. А это уже целая выставка. Гуртом можно и десятку евро попросить. За вход и просмотр использованного вами бумажного стаканчика. В общем дерзайте. Центр Жоржа Помпиду растет, там принимают всех.

А еще, говорят, выставки «современного искусства» успешно гастролируют и пользуются популярностью во всем мире! Не спешите выбрасывать бумажный стаканчик в мусорку, быть может в ваших руках сейчас ключ к славе и нешуточному богатству!

Но тихо… Слышите? Сквозь треск электрических инсталляции Помпиду, шорох резиновых колес метро и гомон разномастной толпы, едва заметно доносится шелест. Движение волны, ласкающей солнечный берег. Волны нежно и ласково касающейся Ваших ног и уходящей за горизонт в бескрайнее величие Океана. Это Атлантика. Она здесь, она совсем рядом. Достаточно сесть за руль и повернуть ключ.

Побережье было безлюдно. Тонкая полоска золотого пляжного песка резко обрывалось хаотическим нагромождением белых валунов, между которыми проглядывали лужи коричневой с зеленью грязи. Это каменное болото тянулось до самого горизонта и по нему неспешно расхаживали чайки. Рядом уныло валялся красный буй с черным от водорослей и наростов основанием. Атлантика лежала у наших ног, великая и бескрайняя. Но воды в ней не было.

Величественные башни старой крепости поднимались из наслоений ила, и мрачно смотрели на далекую светлую полоску у самого края неба. Туда, где было море.

А нам оставалось только вернуться в уютный прибрежный городок, состоящий из остроконечных крыш, цветущих фруктовых деревьев и множества яхт, припаркованных, где попало.

Ля Рошель славится своими музеями. Помимо самой крепости, исправно охранявшей лагуну несколько столетий, и всегда готовой поделиться прохладой подземелий и наивной тоской древних настенных надписей, оставленных караулом и узниками, здесь конечно есть морской музей и аквариум.

Морской музей – это пришвартованный корабль метеорологической службы, вполне исправного вида, надраенный и открашенный. В его полированных переходах таятся смешные картонные фигурки, не без юмора повествующие о нелегком быте плавучих предсказателей погоды. Не замысловатые интерьеры вызывают улыбку – судно было спущено на воду году эдак в 70 прошлого века, и тамошний дизайн вызывал острое воспоминание о детстве. Пузатые бутылки, старинные дверные ручки, обилие лакированного шпона, и диваны с зеленой обивкой… Все это теснилось в груди. Это оно родное, и у нас в России было точно таким же. В дополнение к этому в интерьер вписывались скромные плазменные панели, на которых данная посудина преодолевала шторма, удила рыбу и красовалась у иноземных берегов. Телевизоры чередовались с карандашными рисунками, зачастую весьма смелого содержания. Ну все таки Франция в 70 годы это не СССР.

Аквариум потряс воображение. Он был огромен и цветаст. Здесь просто кишели обитатели здешних берегов. А свет был таким мастерским, что запусти сюда обычного карпа, и он покажется чудо рыбой в черном золоте. Здесь было все от маленьких звезд и коньков до весьма приличного размера акулы. Она плавала за толстенным стеклом и снисходительно поглядывала с трехметровой высоты на суетливую публику, прижимающуюся к стеклянной стене. Кажется именно здесь я полностью разрядил свой фотоаппарат. И слава Богу, у меня был штатив – игры света и тени частенько требовали хорошей выдержки.

Когда обалдевшие и ошарашенные обилием впечатлений мы выбрались на свежий воздух, солнце уже клонилось к горизонту. Ленивые волны облизывали берег, и даже частенько захлестывали низенький мостик, переброшенный через горло лагуны. Я с удовлетворением засунул ноги в океан. Вода была пронзительно холодной, и разбегалась барашками пены до самого неба. И тут меня проняло. Ведь именно на этом месте часа три назад воды не было. Были камни грязь и лужи. А теперь волны и солнечные дорожки. Знакомый красный буй гордо стоял торчком, и вода облизывала отметку 10 метров. Да… Оставалось только удивленно трясти головой. Первый раз в жизни я увидел настоящий океанский прилив. Как говорится «век живи»…

Я вздрогнул и раскрыл глаза. Из под педалей заметно поддувало и я плотнее закутал ноги. Откуда-то, наверно из самого начала очереди послышались неверные гудки, похрюкивание стартующих моторов. Шум нарастал лениво приближаясь. Я потер плечи, разогревая замерзшие руки. Пора было просыпаться – сейчас наш буксир заведется и, резко тронувшись, поволочет в сторону Родины.

Я улыбнулся. Нет никакие глупости не стоят того дивного ласкового моря, которое осталось там. Моря которое может опоздать на встречу, но всегда неожиданно появится, чтобы лизнув холодным языком в ноги – напомнить, я здесь.

Я всегда рядом!